Волчий зал - Страница 113

113

— Хорошо, — кивает он. — Хорошо.

— Граф признавался мне в любви, да. Писал мне стихи, и я, будучи девушкой юной, не видела в этом вреда.

Он только что не смеется.

— Стихи? Гарри Перси? Они у вас сохранились?

— Нет. Конечно нет. Ничего на бумаге.

— Это упрощает дело, — мягко произносит Кромвель. — И разумеется, не было никаких обещаний либо контракта и даже речи о них.

— И, — вставляет Мария, — никакого рода близости. Моя сестра — известная девственница.

— И что ответил король?

— Он вышел из комнаты, — говорит Мария, — оставив Анну стоять.

Монсеньор поднимает голову. Откашливается.

— В данной ситуации существует большое число разнообразных подходов, и мне представляется, что, возможно….

Норфолк взрывается. Ходит взад-вперед, стуча каблуками, как сатана в миракле.

— Клянусь смердящим саваном Лазаря! Покуда вы перебираете подходы, милорд, и выражаете мнения, госпожу вашу дочь позорят на всю страну, слух короля отравляют клеветой, а благосостояние семьи рушится у вас на глазах!

— Гарри Перси. — Джордж поднимает руки. — Послушайте, дадут мне сказать? Как я понимаю, Гарри Перси однажды уже отказался от своих претензий, а то, что удалось уладить один раз…

— Да, — говорит Анна, — но тогда дело уладил кардинал, а кардинала, к величайшему прискорбию, нет в живых.

Наступает тишина. Сладостная, как музыка. Кромвель, улыбаясь, смотрит на Анну, монсеньора, Норфолка. Жизнь — золотая цепь, и Господь порой вешает на нее изящную безделушку. Чтобы продлить мгновение, он идет через комнату и поднимает брошенный ковер. Узкий ткацкий станок. Темно-синий фон. Асимметричный узел. Исфахан? Маленькие существа чинно вышагивают через сплетение цветов.

— Смотрите, — говорит он. — Знаете, кто это? Павлины.

Мэри Шелтон подходит и заглядывает ему через плечо.

— А такие, вроде змей с ножками?

— Скорпионы.

— Матерь Божия! Они ведь кусаются?

— Жалят. — Кромвель говорит: — Леди Анна, коли папа не в силах помешать вам сделаться королевой, а я думаю, он не силах, то уж Гарри Перси не должен становиться для вас препятствием.

— Так уберите его, — говорит Норфолк.

— Я понимаю, почему вам, как родственникам, неудобно…

— Убрать его самим, — заканчивает Норфолк. — Проломить ему голову.

— Фигурально выражаясь, — уточняет он. — Милорд.

Анна садится. На женщин не смотрит. Маленькие руки сжаты в кулаки. Монсеньор шуршит бумагами. Джордж в задумчивости снял шапочку и теперь играет драгоценной булавкой — пробует на палец острие.

Кромвель скатал ковер и протягивает Мэри Шелтон.

— Спасибо, — шепчет та, краснея, будто он предложил что-то фривольное.

Джордж вскрикивает: игра с булавкой закончилась уколотым пальцем. Дядя Норфолк зло бросает:

— Болван великовозрастный!

Фрэнсис Брайан идет за ним к дверям.

— Благодарю, сэр Фрэнсис, меня провожать не надо.

— Я хотел бы пойти с вами и узнать, что вы будете делать.

Он резко останавливается, упирает ладонь Брайану в грудь, разворачивает того вбок и слышит удар головой о стену.

— Я спешу.

Кто-то его окликает. Из-за угла появляется мастер Ризли.

— Трактир «Марк и лев». В пяти минутах ходьбы отсюда.

Зовите-меня поручил своим людям следить за Гарри Перси с тех самых пор, как тот приехал в Лондон. Кромвель опасался, что недоброжелатели Анны при дворе — герцог Суффолкский с женой и наивные люди, верящие в возвращение Екатерины, — встречаются с графом и убеждают его держаться той версии прошлого, которую считают полезной. Однако по всему выходит, что таких встреч не было — разве что в купальнях на Суррейском берегу.

Зовите-меня резко сворачивает в проулок, и они выходят в грязный двор трактира. Кромвель оглядывается по сторонам: два часа хорошенько поработать метлой, и место стало бы вполне пристойным. Золотисто-рыжая шевелюра Ризли горит, словно маяк. У поскрипывающего над головой евангелиста Марка тонзура, как у монаха. Лев маленький, синий, улыбающийся.

Зовите-меня трогает его за руку.

— Сюда.

Они уже готовы юркнуть в боковую дверь, когда сверху раздается пронзительный свист. Две девицы высовываются в окошко и с хохотом вываливают голые груди на подоконник.

— Господи! — говорит он. — И здесь дамы из рода Говардов!

Внутри «Марка и льва» полно слуг в ливрее Перси — одни лежат головой на столе, другие — под столом. Сам граф Нортумберлендский пьет в отдельном кабинете. Здесь можно было бы побеседовать без свидетелей, если бы не окно в общее помещение, откуда то и дело заглядывают ухмыляющиеся хари.

Граф его замечает.

— Хм. Я догадывался, что вы придете.

Запускает пятерню в стриженые волосы, и они топорщатся, будто щетина.

Он, Кромвель, подходит к окошку, поднимает палец и захлопывает ставень перед встрепенувшимися зрителями. Однако когда он садится напротив юноши, голос его вкрадчив, как всегда.

— Итак, милорд, чем я могу вам помочь? Вы утверждаете, что не можете жить с женой. В красоте она не уступит ни одной женщине королевства, а если у нее и есть изъяны, то я о них не слышал. Почему бы вам не поладить?

Однако Гарри Перси — не пугливый сокол, которого надо успокаивать лаской. Гарри Перси кричит и плачет:

— Если мы не поладили в день свадьбы, как мы поладим теперь! Она меня ненавидит, потому что знает: наш брак незаконен. Или только королю дозволено быть совестливым? Когда он сомневается в законности своего брака, то кричит об этом на весь христианский мир, когда я сомневаюсь в законности моего, он присылает последнего из своих слуг, чтобы уговорами спровадить меня домой. Мэри Тэлбот знает, что я обручен с Анной, знает, кого я люблю и буду любить всегда. Прежде я говорил правду: мы заключили контракт при свидетелях, а посему мы оба не свободны. Кардинал угрозами заставил меня отречься от своих слов; отец сказал, что лишит меня наследства. Теперь мой отец умер, и я больше не боюсь говорить правду. Пусть Генрих король, но он хочет отнять чужую жену. Анна Болейн по закону моя супруга, и каково ему будет в день Суда, когда он предстанет перед Создателем, нагой и без свиты?

113