Энн глубоко вздыхает, поднимает глаза — видно, каких усилий ей это стоит, — и говорит:
— Отец, не забудьте рассказать про женщину, которая не верила, что Земля круглая.
— Как же, отличная история! — подхватывает Мор.
Алиса смотрит на мужа с болезненной озабоченностью. А эта и до сих пор не верит, думает он.
После ужина разговор заходит о нечестивом короле Ричарде. Много лет назад Томас Мор начал о нем книгу, но, так и не выбрав между латынью и английским, начал писать на обоих. До сих пор не закончил и не напечатал свой труд. Ричард был рожден для зла, говорит Мор, печать проклятья лежала на нем с рождения.
Кромвель качает головой.
— Зов крови. Королевские игрища.
— Темные времена, — вставляет дурак.
— Пусть же они никогда не вернутся.
— Аминь. — Дурак указывает на гостей. — И эти пусть тоже не возвращаются.
В Лондоне судачат, что в исчезновении двух мальчиков, которым не суждено было выйти из Тауэра, замешан Джон Говард, дед нынешнего герцога Норфолка. Лондонцы говорят — а лондонцы знают, что говорят, — будто в последний раз принцев видели живыми в его стражу. А вот Томас Мор считает, что ключи убийцам отдал комендант Тауэра Брэкенбери. Но Брэкенбери погиб на Босвортском поле и не может защитить себя из могилы.
На деле Мор дружен с нынешним Норфолком и спешит опровергнуть слухи, будто предок Томаса Говарда помог кому-то исчезнуть с лица земли — тем более двум королевским отпрыскам.
Кромвель видит словно наяву нынешнего герцога: на одной руке бессильно обвисшее детское тельце, копна золотистых волос, кровь капает на землю; в другой руке герцог сжимает кинжал, вроде столового ножа для мяса.
Он отгоняет фантазию. Гардинер тычет пальцем в воздух, склоняет лорда-канцлера к своей точке зрения. Причитания и стоны дурака становятся невыносимы.
— Отец, — просит Маргарет, — отошли Генри.
Мор встает, хватает Генри за руку. Все глаза прикованы к ним. Гардинер спешит воспользоваться затишьем, наклоняется над столом и тихо спрашивает по-английски:
— Мастер Ризли. Напомните мне. Он работает на вас или на меня?
— Я думал, на вас. Сейчас он хранитель малой печати, а значит, в подчинении у королевского секретаря, не так ли?
— Тогда почему он вечно пропадает у вас в доме?
— Он не подмастерье. Захочет — приходит, захочет — уходит.
— Думаю, он устал от священников. Хочет научиться чему-нибудь от… как вы себя нынче зовете?
— Человеком дела, — отвечает Кромвель просто. — Герцог Норфолк как-то сказал, что я держусь так, будто со мною должны считаться.
— У мастера Ризли глаз наметан на выгоду.
— Надеюсь, не у него одного. Иначе зачем Господь даровал нам глаза?
— Он хочет разбогатеть. Всем известно, что у вас деньги так и липнут к рукам.
Словно тля к хозяйским розам.
— Увы, — вздыхает он. — Не липнут, а утекают. Вы же знаете, Стивен, как я расточителен. Покажите мне ковер, и я тут же влезу на него с ногами.
Дурака выбранили и прогнали. Мор возвращается к столу.
— Алиса, я предупреждал насчет вина. У тебя нос стал багровым.
На застывшем лице жены испуг и досада. Юные дамы, которые понимают по-латыни, опускают головы, принимаются изучать собственные руки, теребить кольца, подставляя камни к свету. Затем что-то шлепается об стол, и Энн Крезакр, вынужденная перейти на родной язык, восклицает:
— Генри, прекрати!
Комнату опоясывает галерея с окнами в нишах. Высунувшись из окна, дурак швыряет в них сухими корками.
— Не пугайтесь, хозяин! — кричит Паттинсон. — Это сам Господь на вас сыплется!
Дурак попадает в старика, который от неожиданности вздрагивает и просыпается. Сэр Джон растерянно обводит сидящих взглядом; салфеткой вытирает с подбородка слюну.
— Эй, Генри! — кричит Мор. — Ты разбудил моего отца. А еще ты богохульствуешь и переводишь хлеб!
— Да выпороть его, вот и все, — бурчит Алиса.
Кромвель оглядывает собравшихся со странным чувством, которое принимает за жалость; словно сильный удар за грудиной. Он верит, что Алиса женщина добросердечная, и продолжает верить, даже когда, получив дозволение, благодарит хозяйку дома по-английски, а та неожиданно выпаливает:
— Томас Кромвель, почему вы не женитесь?
— Не берут, леди Алиса.
— Глупости! Ваш хозяин впал в немилость, но вы-то сами не обеднели. Денежки за границей, дом в городе. Король вас жалует, муж врать не станет. А мои товарки судачат, что и по мужской части вы не промах.
— Алиса! — восклицает Мор. Улыбаясь, он сжимает и трясет запястье жены. Гардинер смеется: басовитый хохот звучит глухо, словно из подземелья.
Когда они подходят к барке королевского секретаря, на них веет душным ароматом садов.
— Мор ложится в девять, — замечает Стивен.
— С Алисой?
— Говорят, что нет.
— Завели в доме шпиона?
Стивен не удостаивает его ответом.
В сумерках на воде пляшут огоньки.
— Господи, как я голоден! — жалуется королевский секретарь. — Надо было прихватить пару корок или стянуть белого кролика. Я готов проглотить его сырым.
— Думаю, Мор не позволяет себе быть простым и понятным.
— Еще бы. — Гардинер съеживается под балдахином, будто мерзнет. — Однако всем вокруг известны его взгляды, которые он готов отстаивать до конца. Принимая должность, Мор заявил, что не станет заниматься королевским разводом, и король уступил, вот только надолго ли хватит его уступчивости?
— Я говорил не о короле, а об Алисе.